Каждый удар дверцы стиральной машины отдавался в висках. Марина перебирала бельё, стараясь не смотреть на трусы пасынка с выцветшими надписями «BAD BOY». Ей было 38, ему — 19. Разница, которую свекровь называла «позором», а подруги — «предчувствием беды».

Сергей вошёл на кухню, запах дешёвого энергетика смешался с ароматом лавандового кондиционера. Он сел на стол, голые колени в ссадинах. Отцу говорил, что упал с велосипеда. Марина видела фото в его телефоне — драка у клуба, кулак в крови незнакомца.

— Папка задерживается, — он щёлкнул зажигалкой, поджигая пачку сигарет. — Говорил, чтоб ты меня... как там... «воспитывала».

Последнее слово прозвучало как издевка. Марина вспомнила первую ночь в этом доме: Сергей, тогда ещё 16-летний, разбил её чемодан с кружевным бельём. «Шлюха», — прошипел он, а муж лишь рассмеялся: «Мальчишество».

Теперь он смотрел на её руки, сжимающие его носки. Марина почувствовала, как капля пота скатилась под лифчик.

— Воспитывай, — он спрыгнул со стола, приближаясь. В глазах — тот же блеск, что был у отца при первом знакомстве.

Она отступила к холодильнику, спиной натыкаясь на магниты с курортов, где никогда не была. Сергей взял яблоко из вазы, укусил, не отрывая взгляда. Сок стекал по подбородку.

— Папка купил тебе новое платье? — он кивнул на коробку из бутика. — Фиолетовое. Как у тех тёток с улицы Ленина.

Марина сглотнула. Вчера, примеряя платье перед зеркалом, она поймала его взгляд в отражении. Он стоял в дверях, жевая жвачку, руки в карманах рваных джинсов.

— Сними его, — прошептал он теперь, бросая огрызок в мойку. — Или я расскажу, как ты нюхала мой свитер после тренировки.

Пол под ней поплыл. Она действительно делала это — зарывалась лицом в вонючую ткань, представляя, как его мышцы дрожали под весом штанги. Стыд жёг сильнее, чем когда-либо.

Сергей прижал её к холодильнику. Губы пахли яблоком и никотином. Рука скользнула под юбку, порвав колготки. Марина застонала, ненавидя себя за то, что тело откликается.

— Тише, — он укусил её за шею. — А то папка услышит, как его сучка скулит.

Он прижал её колено к кафелю, холодный пол впивался в голую кожу. Марина вцепилась в край стола, где ещё теплела чашка с недопитым кофе мужа. Сергей рвал колготки зубами, как ребёнок — обёртку шоколадки.

— Мамочка... — его дыхание обожгло внутреннюю поверхность бедра. — Ты вся дрожишь.

Она попыталась прикрыться рукой, но он шлёпнул по ляжке, оставив отпечаток пальцев. Боль смешалась с чем-то тёплым, пульсирующим внизу живота.

— Нет, — выдавила она, зная, что это ложь. Тело выгнулось само, когда он провёл языком по шву трусиков.

Сергей засмеялся, срывая последний барьер. Его зубы защекотали лобок, пальцы впились в ягодицы, оставляя синяки. Марина закусила губу, пытаясь заглушить стон. Вкус крови смешался с ароматом лаванды от кондиционера.

— Смотри, — он приподнял её бёдра, заставляя увидеть лужицу слюны на полу. — Ты мокрая, как сука в течке.

Его член ударил по клитору, не входя. Марина завыла от нестерпимого напряжения, ногти впились в его плечи. Сергей ухмыльнулся, проводя головкой по складкам, собирая влагу.

— Проси, — прошипел он, сжимая её горло.

— П-прошу... — слёзы жгли глаза.

— Проси правильно.

— ...п-прошу, сынок.

Он вошёл резко, разрывая неготовую плоть. Марина вскрикнула, голова ударилась о дверцу посудомойки. Боль была острой, яркой, почти очищающей. Сергей двигался грубо, ударяя шейкой матки, смешивая боль с нарастающим удовольствием.

— Да... грязная мамочка, — он шлёпал по ягодицам в такт толчкам. — Папке нравится, как ты вертишь жопой?

Она кончила молча, сжав зубы. Спазмы заставили его застонать. Сергей вытащил член, оставив её пустой и дрожащей. Горячая струя брызнула на живот, капли попали на разбросанные трусы.

— Лижи, — он прижал её лицо к своему члену.

Марина повинуясь, слизала смесь соков с его кожи. Солёное, с горчинкой. Сергей держал её за волосы, стонал, глядя как её губы растягиваются вокруг него.

— Всё... всё... — он кончил ей на язык, засовывая пальцы в ноздри. — Глотай, шлюха.

Потом встал, потягиваясь как после тренировки. Сперма капала с её подбородка на разорванные колготки. Сергей поднял фиолетовое платье с пола, вытер им промежность, бросил к её ногам.

— Стирай, — сказал он, поправляя джинсы. — И купи новые трусы. В этих, — он пнул окровавленный комок ткани, — воняет твоим грехом.

Марина сидела на полу, пока не услышала скрип входной двери. Подняла окровавленное платье — на спине, где принт в виде орхидей, теперь красовалось жёлтое пятно. Она прижала ткань к лицу, вдыхая смесь спермы и его дешёвого дезодоранта.

В раковине зашипела вода. Марина начала стирку, как делала всегда. Только теперь между пальцев сочилась розоватая пена.

Наутро муж нашёл растерзанную упаковку от презервативов в мусоре.

— Серёга гуляет? — спросил он, завязывая галстук.

Марина кивнула, стирая в раковине окровавленные трусы. Её отражение в кафеле улыбалось.