Алиса разбила графин в семь утра. Хрустальные осколки разлетелись по мраморному полу, смешавшись с каплями виски. Она замерла, глядя на своё отражение в осколке — 42 года, седина в чёрных волосах, губы, подведённые дрожащей рукой.

— Снова бухаешь? — Голос пасынка прозвучал из дверного проёма.

Марк стоял, опёршись о косяк, в одних боксёрских шортах. Ему было 22, но взгляд — как у старика, видевшего все пороки мира. Алиса вспомнила первую встречу: он, 16-летний, бросил её чемодан с нижним бельём в бассейн. «Папа любит шлюх», — сказал тогда. Теперь его глаза скользнули по её босым ногам, остановившись на расстёгнутом халате.

— Твой отец... — начала она, но он перебил, подойдя так близко, что почувствовала запах его сна.

— Мой отец умер. От твоих таблеток.

Он солгал. Муж лежал в больнице с инсультом, но Алиса не поправила. Рука Марка обвила её талию, другой он поднял осколок стекла.

— Ты знаешь, как вырезают раковые опухоли? — Он провёл краем по её шее, не нажимая. — Нужно захватить чуть здоровой ткани. На всякий случай.

Алиса закрыла глаза, ожидая боли. Вместо этого губы Марка прижались к её виску. Она застонала, ненавидя себя за то, что колени подкосились.

Он назвал это «химиотерапией». Водил её в кабинет отца, приковывал к кровати наручниками с фамильным гербом. Заставлял читать вслух любовные письма мужа к первой жене, прерывая поцелуями. Когда она плакала, бил ремнём по пяткам — «чтобы не убежала».

Однажды нашёл её дневник. Сидел на краю ванны, пока она мыла его спину, зачитывая вслух: «Марк сегодня назвал меня мамой. Хотела ударить, но обняла».

— Ты больная, — сказал он, швырнув тетрадь в воду. — Но мне нравится твой вкус.

Марк расстегнул ремень с пряжкой в виде львиной головы. Звяканье металла слилось со скрипом полок. Алиса лежала на диване из кожи гиппопотама, купленного мужем на аукционе безумия. На стене над ними висел портрет Фрейда, глаза которого казались слегка прищуренными.

— Доктор принимает, — он надел роговые очки отца, исказившие его черты. — Симптомы?

Алиса попыталась прикрыть грудь шёлковым шарфом. Марк щёлкнул языком, привязав её запястья к ножкам дивана галстуком отца. Кожа врезалась в плоть, как обещание греха.

— Пациентка страдает истерией, — он провёл холодным стетоскопом по её животу. — Рекомендую радикальное лечение.

Его зубы сжали сосок через тонкую ткань блузки. Алиса выгнулась, пытаясь подавить стон. Марк шлёпнул по внутренней стороне бедра, оставив алый отпечаток.

— Громче, — приказал он, вливая коньяк из фляги в резиновую грушу. — Хочу слышать, как ломается твоё благоразумие.

Клизма жгла хуже, чем она ожидала. Алиса впилась зубами в ремешок, вкус кожи и страха наполнил рот. Марк вставил ей в рот распятие из слоновой кости.

— Молись, — прошипел он, надавливая на грушу. — Святой дух сейчас войдёт в тебя.

Он вошёл без прелюдий, разрывая сухую плоть. Алиса завыла, но звук заглушил орган, игравший в церкви через дорогу. Марк ритмично нажимал на грушу, синхронизируя толчки с впрыскиванием алкоголя.

— Кончай, ведьма, — он укусил её за яремную вену. — Излей свою скверну.

Она кончила с рыданием, тело выгнулось в неестественной судороге. Марк вытащил член, обрызгав её лицо. Сперма смешалась со слезами и коньяком, стекающим из ануса.

— Сеанс окончен, — он снял очки, вытер их о её волосы. — Следующий — через час. Не опаздывай.

Алиса лежала, слушая как он напевает «Ave Maria». Жидкость подтекала на кожаную обивку, оставляя пятно, похожее на крыло падшего ангела. В глазах Фрейда теперь явственно читалось осуждение.

В день выписки мужа Марк подарил ей колье. Золотая змея с изумрудными глазами.

— Чтобы помнила, кто настоящий мужчина в доме, — прошептал он, застёгивая замок так, что на шее остались кровоподтёки.

Когда муж вернулся, Алиса носила водолазки даже в постели. Марк смеялся, наливая отцу виски в тот самый разбитый и склеенный графин.

— Мачеха, — поднял он тост на Рождество, — наша семейная реликвия.

Алиса улыбалась, чувствуя, как змея под воротником сжимает кольцо.